Нельзя же быть до бесконечности пассивной.
Вот эти-то две встречи меня и угнетают.
В четверг, ночью, после собрания я в уборной наткнулась на что-то. Страшно перепугалась. Юрий пошел со свечкой (а он там только что был) и видит: аббат. Сидит, спит, совершенно пьяный. С этим аббатом мы еще долго провозились, весь верхний этаж вылез. Потерял ключ от комнаты, не мог попасть. Упал с лестницы. А когда к нему подойдешь с помощью, он: «Non, non, monsieur, rien»[136]. Это так — нравы отеля.
Юрий ушел в киоск за газетой, и вот уже час, только пришел. Юрий пришел, бросил пиджак, лег поперек кровати и уткнулся в газету. А мне как будто еще грустнее стало. Только бы не расплакаться. Слезы уже лезут. Полезла за платком, возможно медленнее и спокойнее, — сморкаюсь. А Юрий поднял голову.
— Хнычешь?
— И не думаю.
— Хнычешь! Хнычешь!
За окном дождь. В комнате тикают часы, да скрипит по бумаге перо. Иногда шуршанье газеты. И все. Так ползут вечера. А жить нечем, нечем и нечем.
Переоценила я себя!
Не сумела я построить жизни.
11 апреля 1928. Среда
Вчера я выступала в «Очаге любителей русской культуры»[137]. Они устроили вечер молодых поэтов. Ничего особенного не было, собрались все наверху в маленькой гостиной, и было весело. Ладинский должен был сказать вступительное слово, но тут объявил, что «ничего не скажет». На беду, в этот же день было собрание «Зеленой Лампы»[138], и публика собиралась вяло. Наконец, нас пригласили в зал с извинениями, что «много публики не собрали». Ну, а когда еще мы все спустились, зал принял приличный вид.
Первая выступила Городецкая — слабый рассказчик.
Ладинский, как всегда, «называл» нас, ибо здесь в этом была большая нужда. Потом Андреев — очень хорошие стихи. Потом — я. Вышла и обалдела. На противоположной стене, в громадном зеркале, вижу себя в полный рост. Не знаю, куда глаза девать. И публики мало, поэтому и видишь каждого. Это тоже плохо. Читала: «Мысли тонут в матовом тумане», «Мы неудачники» и мое лучшее «Я пуглива, как тень на пороге». Читала спокойно, но Юрий говорит: «не очень хорошо».
— На себя не похоже.
Андреев тоже читал не совсем по-своему.
— Старался меньше выть.
А вышло хуже.
Мне аплодировали после каждого стихотворения.
После меня — М.Струве. Первое, «Кукла» — длинное, хорошее, чуть-чуть скучное. Второе, «Заутреня в Крыму» — слабо. А ему как раз оно очень нравилось. Объявили перерыв.
Затем читал очень интересный рассказ Газданов. Потом Берлин — воет. Никто ничего не понял. Гингер. Плохо читает, а стихи хорошие. И — Ладинский. Сразу чувствуется сильный талант.
После вечера устроители приглашают остаться на чай, очень благодарят и т. д. Но я, сославшись на нездоровье, ухожу.
Вот и все.
Сейчас я загорелась одной идеей — написать рассказ мемуарного типа: «Как я начала писать стихи». И — дать в «Новости». Авось.
Ведь печатают же Ладинского и Папу-Колю, а он беллетрист не лучше меня. А это вышло бы очень кстати.
12 апреля 1928. Четверг
Сегодня напечатано мое лучшее стихотворение. Казалось, я бы должна себя чувствовать именинницей. А я в первый раз недовольна, почему напечатали меня, а не Юрку, у него длиннее.
Настроение какое-то отчаянное, м<ожет> б<ыть>, погода так действует, м<ожет> б<ыть>, и другие обстоятельства, вроде экзаменов в Институте.
Вчера ходила справляться относительно работы по адресу, данному Арнольди, никого не застала. Пошла оттуда к Гофман. Немножко удручающе подействовал на меня этот визит. Какая разница в социальном положении! Живут же люди по-настоящему — квартира в три больших комнаты, будут делать ремонт, покупать мебель, сидеть и заниматься. И одеваться так, как одевается Зинаида Михайловна, при найме дома дала консьержке 1000 фр<анков>. Стали обе приставать, почему мы не переменили комнату, да почему я не точно выдерживаю мой режим, да почему…
Не завидно, а как бы неприятно. А Зинаида Михайловна очень милая. Теперь она пользуется большим влиянием в Институте и вытесняет Лилю. Андрей от нее в восторге, а о Лиле говорить не может. Юрий тоже.
— Ну, что ж, Лилька, глупенькая девчонка, очень глупенькая.
Эх, люди, люди! Лилька очень хорошая и не глупая, только — жалкая девчонка. И пропадет она ни за что!
Сегодня получила от Федорова отказ в стипендии[139]. Так я и думала. Да и неловко мне сейчас просить стипендию. Какая уж я студентка!
Эх, горе, горе!
Все мне кажется, что что-то должно случиться.
17 апреля 1928. Вторник
В пятницу в «Днях» была напечатана Юрина статья «Кризис генеральской немилости» — по поводу письма Краснова. Послал он его, как «письмо в редакцию», рассчитывая, что его поместят в понедельник, в «откликах читателей», а Керенский поместил статьей. Статья неплохая. Я была очень довольна. А вчера он получил за нее 60 фр<анков>, тоже неплохо.
В субботу — отвратительная погода. И соответственное настроение. Мамочка не работает, с утра у нее приготовления к празднику — красим яйца, сделала мне «диабетическую пасху», обе страшно устали. К вечеру я совсем измучилась, ругалась с Юрием, нервничала, раздражалась. Бедный Борис Александрович, ему было очень скверно у нас.
29 апреля 1928. Воскресенье
За это время очень большие были события, которые хочется отметить. Хронологический порядок их не помню — все это время идет как в чаду.
В прошлую субботу малоудачный вечер поэтов, где я читала свои «Стихи об одном». Говорят, хорошо читала и стихи хорошие, я была очень интересная — так говорят. Мне аплодировали. Об этом вечере вообще нужно бы много написать, но лень как-то.
В воскресенье были в «Зеленой Лампе». Делал доклад о чем-то Мережковский[140]. Никогда в жизни так не хотела спать. Ничего не слышала, сидела на каком-то высоком стуле между Юрием и Виктором. С любопытством только смотрела на Зинаиду.
В понедельник собрание «Дней». Доклад Бердяева[141]. Весь просидела и перед прениями ушла домой. Юрий говорит — очень интересно.
Во вторник пришел Некрасов и часа два развивал свою теорию[142] не то пацифизма, не то пораженчества. Я уснула.
В среду, после такой «культурной» жизни Юрий уже на работу не пошел. Прохворал три с половиной дня. Не то что хворал, а просто отдохнуть надо было.
И еще, в ту пятницу ходила к Каминской. Нашла у меня искривление матки и еще что-то. Не помню. Прописала спринцевание и на случай болей какие-то капли. Обрадовала, что не забеременела. Делала очень больно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});